…Дедушка, а расскажи легенду про то, как ты охотником стал, а потом в снайпера превратился".
Баасан хитро сощурил свои глаза, спросил у внука: «А ты что же, Бато, не знаешь эту легенду? Её ведь у нас всякий малец знает… и ты ее лучше меня расскажешь своим друзьям…
Давно это было — почти четыре столетия минуло с той поры. Ранил охотник лося и пошел за ним по окровавленному снегу. Долго он шел. Капельки алой крови указывали путь. И вот охотник нагнал лося и видит: нога, где рана была, и перебитые выстрелом рога лось в воде мочит. Смотрит охотник и удивляется — рога медленно растут, увеличиваются. И кровь из раны сочиться перестала.
Смотрит охотник, как зачарованный, темнотой уже окутался лес и таинственный ручей. Звезды на небе зажглись. Решил охотник заночевать. Костер развел. Чай вскипятил. А вода-то, где олень рога мочил да ногу лечил, для чая не годится! Умылся охотник той водой, силы у него пришли. Поблагодарил духов тех мест, и пошел к себе в улус, рассказать про чудеса! С той поры и пошла слава о целебном источнике.
Легенда о Кынгарге
А было давно это, когда на земле жили одни только богатыри. Росла-цвела прекрасная девушка с глазами черными и круглыми, как ягода, с бровями, как соболиный мех, с косами, длинными до пят, с быстрой походкой и речью сладкой. Похвалялась она своей красотой.
Со всех концов сватались к ней — много было женихов. А женихи были один другого богаче — «что кругом юрты коням становиться негде было». И сватам, и женихам был один отказ.
Вот бедный был один бурят, очень бедный. Была у него юрта, пустая юрта. Был у него скот да мало было. Жил он один да скот свой пас. Красив он был да силён так, что медведя разрывал на части. Веселый был да песни петь умел. Да так пел, как никто теперь из бурят петь не умеет. Пас он скот, а сам песни пел. А когда пел — всё замирало: и птицы, и звери. Все слушали и наслушаться не могли.
Шла однажды красавица степью. Слышит: кто-то поет, хорошо поет, будто и смеется, и сердится, и плачет, и ласкается. Заслушалась красавица, да так понравились ей и певец, и песни, что и сватов не надо было, и выкупа не спросили бы, если бы сам не уплатил.
Стали они жить, хорошо жить. Ни в чем беды не было. Охотился молодой — и каких только шкур дома не было. Но долго, видно, красота бабья держала в плену женихов прежних. Да зависть подлая слабый дух терзала. И вот обиженные решили убить счастливого.
Подкараулили его на охоте и разом бросились на него. Но силен он был: медведей на куски рвал. Не побежал он, а стал бороться с врагами и всех почти перебил. Но зато глубокую рану нанесли ему враги. Стал он звать на прощание жену — красавицу. Да поздно было. Прибежала она, видит: на земле ее милый. А враги хотят его совсем добить. Бросилась она телом своим защищать милого мужа. И получила удар от злодея в сердце.
Страшен был предсмертный крик красавицы. Земля задрожала, а враги от страха пустились в бегство. Но, справедливая судьба превратила их в горы высокие, в рост богатырей. Кровь жены превратилась в воду чистую и прозрачную, как ее верность. А меч, принесший ей смерть, стал камнем. Камень этот делит первый водопад пополам, и вода вокруг него бушует, как живая кровь, которая подступает к сердцу.
Пик любви
Давным-давно в одном улусе жили парень и девушка и полюбили они друг друга. А родители их были против, сказали, что, слишком в тесном родстве состоят их родовые ветви и смешения крови рода они не допустят. Но запретная любовь больше кровь разжигает. Решили молодые обратиться к духам. Выспросила девушка у своей бабушки, про места в округе, где сильные духи обитают. Бабушка указала на ближайшую вершину горного хребта, но предупредила, люди просто так в горы не ходят.
Но молодые люди, огнем страсти разжигаемые, хорошо помолившись, все-таки пошли на эту вершину. Труден и долог был их путь! Но, вот стоят они на вершине, смотрят вокруг, видят красоту неописуемую — яркую неземную красоту долины, вершины других гор, солнечным светом озаренных птиц — орлов, парящих совсем близко, облака, парящие и пушистые.
От увиденного по-другому смотреть глаза начинают и сердце прозревает! Смотрит девушка на парня и видит лицо другого человека, настоящего суженого, который к ней еще не пришел в жизни. Парень смотрит на девушку и не видит больше ее красоты, и молодости, а видит печаль и боль ее матери, у которой страдает сердце за весь род. Спустились с горы парень с девушкой, призадумались. Поняли, что мудрые силы гор показали им истину…
Были они потом счастливы в жизни, каждый встретил свою настоящую любовь и судьбу!
Легенда о двух братьях
Предание, записанное известным бурятским собирателем П. П. Баторовым, так повествует о переходе хонгодоров в Россию. Однажды приехал к халхаскому Сайн-хану его племянник Бушиктэ-хан и привел с собою двух бегунцов: Унаган-Шаргай и Хурятан-Шаргай. У Сайн-хана также были два бегунца по имени Хи хусэхэ хэир и Хой хусэхэ хула. Они решили устроить состязание в беге. Конь Бушиктэ-хана прибежал первым и выиграл заклад в сто тысяч подданных. Тогда Бахак Ирбанов посоветовал Сайн-хану поехать с новыми бегунцами, более резвыми, чем те, которые принимали участие в состязании, к Бушиктэ-хану и снова устроить бега при условии более высокого заклада. Сайн-хан так и сделал. Он отправился к Бушиктэ-хану и предложил ему снова биться об заклад.
На этот раз лошади Сайн-хана прибежали первыми. Бушиктэ-хан по условиям состязания должен был заплатить Сайн-хану ценный заклад. Но Бушиктэ-хан рассердился и вместо уплаты заклада заключил в темницу Сайн-хана.
Узнав о несчастии, постигшем Сайн-хана, Бахак с войском пошел против Бушиктэ на выручку своего хана. Войско подошло к тюрьме и освободило Сайн-хана.
По возвращении домой Сайн-хан на радостях устроил пир. Во время празднества одна из жен Сайн-хана оклеветала Бахака, сказав, что в отсутствие хана Бахак сошелся с другой женой его. Хан поверил наговорам жены и заключил Бахака в тюрьму.
Енгуты при этом рассчитывали выпытать у Бахака тайну. После угощения Бахак н Адай обратились к Енгутам и к народу с таким призывом: «Наш хан провинившимся отсекает головы, а русский царь наказывает розгами. Пойдемте отсюда в подданство к белому русскому царю. Прежде всего устроите облаву. Этой облавой будем искать старого белого изюбря, у которого единственный рог; когда мы найдем его, не убивая его самого, отстрелим ему этот рог и отнесем его к Сайн-хану».
Енгуты при этом рассчитывали выпытать у Бахака тайну. После угощения Бахак н Адай обратились к Енгутам и к народу, присутствовавшему при этом, с таким призывом: «Наш хан провинившимся отсекает головы, а русский царь наказывает розгами. Пойдемте отсюда в подданство к белому русскому царю. Прежде всего устроим облаву. Этой облавой будем искать старого белого изюбря, у которого единственный рог; когда мы найдем его, не убивая его самого, отстрелим ему этот рог и отнесем его к Сайн-хану».
Так и поступили. Бахак отстрелил рог изюбрю и принес добычу к Сайн-хану. «Возьми. Сайн-хан, добычу! Этого единственного рога лишился старый белый изюбрь; после этого на что он будет надеяться? Сайн-хан, расставшись с первым тушимэлом, на кого будет полагаться?» — Сказав так, Бахак вышел от Сайн-хана.
Бахак собрал девять сыновей енгутовских и «еще много народа», забрал скот и направился в Россию. С. П. Балдаев опубликовал вариант предания о Хонгодоре, записанный им в 1940 г. от аларского бурята Бата Зурбанова. Вариант этот резко отличается от всех предыдущих. В нем рассказывается, что в Монголии жили два брата — Хонгодор и Хотогойто. Люди Хонгодора образовали семь родов (хушуун), а Хотогойто — пять. В XVI—XVII вв. в Монголии шли войны и была большая смута. Маньчжурский император Энхэ Амаглан, присоединив четыре халхаских ханства, отправил многочисленное войско, чтобы завоевать Джунгарию.
Галдан Бошокту, Даваци, Амарсанан, Шоно-Батор и Шударман, собрав войско в Джунгарии, выступили вместе против маньчжуров. Энхэ Амаглан выставил миллионное войско и победил отважных баторов. После этого много народа бежало и ушло в недоступные места. Калмыки перекочевали на Волгу, некоторые откочевали в верховья рек Оки и Ангары, на реки Куду, Осу и Уду и там остались жить. Поколения Хонгодора и Хотогойто воевали против маньчжуров совместно.
После Шудармана войском Хонгодора предводительствовал Унга-Байма. Последний, ведя за собою народ, перевалил через гору Бохогот (Бопоготын-дабаан) и пришел на р. Иркут, в Тунку. Народ, бежавший из Джунгарии и Халхи, сильно размножился. Между тем местность, где поселились хонгодоры, была недостаточна по своей площади. Тогда часть хонгодоров перекочевала в Аларь, часть хонгодоров из Тунки переселилась в 1820 г. в Закамну. Некоторые из Алари откочевали в Оку для несения караульной пограничной службы.
Легенда о Буха-Нойоне
В давние времена жил Хон тайжа хан. Он имел пестрого пороза (тарилэреэн буха). Когда ему исполнилось пять лет, то он стал мычать и говорить: «Я, пороз Хон тайжи хана, силен и ловок. Кто может со мной пободаться и испробовать свои силы, тот пусть придет ко мне». Этот призыв и хвастовство услышал молоденький бычок добрых западных хатов, пробрался через высокие горы и быстрые реки, пришел к пестрому порозу Хон тайжи хана и сказал: «Я, сегодня родившийся теленок, слаб еще телом, потому бодаться и пробовать свои силы сейчас не могу». Пестрый пороз Хон тайжи хана согласился и стал ждать. Прошло три года. Молодой пороз за это время вырос, накопил силы. Наконец он пришел к пестрому порозу. Они выбрали ровное место и стали бодаться. Бодались долго, упорно. Упираясь задними ногами, образовали в степи горы, упираясь передними ногами, образовали бугорки в степи. Наконец силы пестрого пороза стали покидать его, он пятился назад и поджимал свой хвост.
Любителей боя быков собралось много, они образовали полукруг и наблюдали за отчаянным боем двух порозов. В числе любителей была дочь Хон тайжи хана. Увидев поражение своего пороза, она заступилась за него: взяла палку и ударила сивого пороза по голове. Порозы отошли от людей и снова стали бодаться. Но на этот раз пестрый пороз победил сивого. Тот силой своего волшебства сделал свое изваяние и ушел на седые гривы Саянов (Хухэйнмундаргада). Когда он шел к Саянам, то сгибал спину, на этом месте выросли сосны и пихты, а где он качался из стороны в сторону, там выросли березы и тальники. Каменное изваяние сивого пороза (шулуундyрэ) до сего времени стоит в Торах, в долине реки Иркута, и местные буряты и сейчас устраивают жертвоприношения около него своему предку Буха ноену.
Сивый небесный пороз был зол на дочь Хон тайжи хана. Чтобы подняться на небо к тэнгэринам, он должен был подвергнуть себя очищению (арюулаха), по обычаю, иначе привратник тэнгэринов, Добедой старик, не пустит его на небесную территорию. Чтобы отомстить ей за причиненное зло, сивый пороз силой своего волшебства (жилб-р) познал ее три раза в три года, и она родила трех сыновей. В скором времени дочь хана забеременела. Она страшно удивилась и не могла понять, как это могло случиться, когда она не знала ни одного мужчины. Мать тоже заметила положение дочери и стала отправлять ее на прогулки, но всегда в сопровождении верной старушки. Она остановилась на том, что это наваждение злых духов, которым дочь ее не понравилась. Сказать о случившемся мужу она боялась. Когда стало нельзя скрывать, то узнал сам хан. Он напал на жену и чуть не избил ее. А она клялась, что дочь их никуда одна не выходила и что ее всегда сопровождала верная няня.
Погоревали старик и старуха, но делать было нечего. Хан велел поставить стражу у дверей дочери. Когда пришло время, дочь Хана тайжи родила прекрасного мальчика. Ханша была довольна, так как у них не было сына. Она не отходила от внука, все внимание свое она отдала ему. У нее было сильное желание усыновить внука, а дочь выдать замуж. Когда она сказала хану об этом, то хан и слышать не захотел. Надо было решить, как быть с ребенком. Решено было так: положить мальчика в железную люльку, заковать ее железным обручем, вместо обычных перевязочных ремней привязать к стреле и выстрелить на северный берег Байкала. Как решили, так и сделали. Стрела перелетела Байкал и упала в яму, выкопанную порозом (бухайнмалтаари) в степи. Кругом ничего не было. Вдали, горы, лепились убогие бурятские десять юрт атаганова и двадцать юрт хотогонова родов (арбанурхэатаган, хоринурхэхотогон). Находясь на Саянах, сивый пороз своей догадкой догадался, своим разумом уразумел, что его первенец в железной люльке лежит в степи, в яме. Своим волшебством он в один миг пришел туда. В атагановом роде была большая шаманка, звали_ее_Асуйхан, в хотогоновом роде тоже была шаманка, звали ее Хусуйхэн. Обе шаманки были вдовами, мужья их умерли, не оставив себе наследников. Таких вдов по обычаю умерщвляли, а имущество родственники делили между собой. Шаманок давно хотели умертвить, но они предсказывали, что по откровению тэнгэринов у них должно быть по одному сыну, что домашние очаги их мужей (галгуламта) не развеются и что будут продолжатели рода их. Так как обе они были известными шаманками, то родственники верили им и откладывали приведение в исполнение жестокого обычая предков.
Обе шаманки постоянно приносили жертвы тэнгэринам, призывали своих предков, предсказывали, что и у них будет по одному сыну. Один раз шаманки принесли жертву Заян_сагантэнгэри и узнали от него, что Асуйхан найдет сына в яме пороза (бухайнмалтаари), что Хусуйхэн найдет сына в щели берега реки. Созвали родственников и I торжественно объявили им об этом. На другое утро шаманки нашли в степи железную люльку, в которой лежал прекрасный мальчик. Люлька лежала в яме. Недалеко от люльки пасся сивый пороз. Когда шаманки хотели взять мальчика с люлькой, то пороз бросился на них. Шаманки ушли ни с чем. Шаманки пришли домой и устроили жертву Эсэгэмалантэнгэри. Жертва была угодной. Когда они снова пошли к ребенку, то пороза уже не было. Шаманки взяли люльку с ребенком домой и никак не могли снять с нее обручи. Шаманки опять устроили жертвоприношение Эсэгэмалантэнгэри. Они получили от него указание выполнить обряд укладывания ребенка в люльку (улгээдэоруулха). Для этого надо было соз- вать родственников, заколоть большого барана, сварить для пира именное мясо (нэрэтэймяхан): бедренную, кость, грудинку, тазовую кость, лопатку, сердце, осердие, печенку, селезенку и брюшину, приготовить колыбель и молоток, бабке взять ребенка на руки, поставить малышей у колыбели, а роженице лечь в постель. Повивальная бабка должна взять ребенка и молоток, спросить у малышей: «Кого укладывать в колыбель: ребенка или же молоток?» Вопрос повторить три раза. Асуйхан легла в постель роженицы, Хусуйхэн стала повивальной бабкой и ухаживала за Асуйхан.
Собрались родственники, закололи большого барана, сварили именное мясо и сделали так, как было велено. Мальчика назвали Булагатом (бухайн малтаариhаа олдоhон Булгат «в яме пороза найденный Булагат»). Шаманка Асуйхан души не чаяла в ребенке. Все свое время она отдавала ему: ласкала, целовала, носила постоянно на руках, кормила пенками. Ребенок рос здоровым и крепким. Он бегал и играл. Приемная мать радовалась, смотря на него, и не могла нарадоваться. Так прошли незаметно годы, Булагату уже исполнилось пять лет. Один раз мальчик ушел играть и целый день не приходил домой. Мать испугалась, искала его везде и не могла найти, мальчик вернулся вечером в потемках. «Сын мой, где ты был до сего времени?» — спросила его мать. «Я играл на берегу моря. Когда я пришел туда и стал играть, из моря вышли мальчик и девочка, такие же, как я, мы стали играть и не заметили, как наступили потемки», — ответил сын. Айсухан сообщила об этом Хусуйхэн. Последняя очень обрадовалась. Они решили поймать мальчика и девочку, потом усыновить. Напекли вкусных пресных лепешек, нагнали водки, решили дать их Булагату, чтобы он угостил своих друзей.
На другое утро, когда мальчик собирался пойти на берег, ему дали лепешки и водку, а сами взяли белый войлок, и все пошли на берег. Придя туда, шаманки разостлали войлок, положили на него лепешки и водку, попросили мальчика угостить своих друзей, а потом лечь спать на войлок. Мальчик сел на войлок и стал играть, а шаманки спрятались за кустами и стали наблюдать за мальчиком. Вскоре из моря вышли мальчик и девочка. Они подсели к Булагату и стали играть. Булагат предложил им угощение. Они с удовольствием стали есть лепешки и пить водку. Вскоре они опьянели и легли спать. Шаманки подбежали и схватили с войлоком обоих мальчиков и девочку. Не успели они отбежать от берега, как мальчик проснулся и закричал человеческим голосом: «Высокое Небо-Отец, широкая Земля-Мать, спасите меня!» В это время заволновался Байкал и чуть не захлестнул обеих шаманок. Девочка выскользнула из рук и ушла в море. Шаманки донесли мальчиков до дома. Хусуйхэн постлала широкую постель роженицы и легла, вновь найденного мальчика положили с нею. Потом созвали родственников, закололи большого барана и совершили обряд улгээдэоруулха. Мальчика назвали Эхиритом (эргиин габаhаа олдоhонЭхирит «в щели берега найденный Эхирит»). От Булагата произошли буряты племени булагат, а от Эхирита буряты племени эхирит, которые являются основными племенами бурятского народа.
Записано со слов 83-летнего Мадаса Хантханова I холтубаевского рода из улуса Гуртуйский (бывшего Бильчирского инородческого ведомства) Иркутской области в мае 1911 года.
Сказание о реке Иркут
Это было давным-давно, больше ста лет назад. Собрались старики Ильчир-Нур, Тункын-Нур, Тулта-Нур и озеро Сусер. Пригласили верного стража русских границ Мунко-Сардык. Зашла у них беседа о громком Байкале, стали вести разговор о своём капитале. Первым сказал Ильчир: «Да, меня обокрала речка Самарта, утащила золотишко и сама утекла, не знаю куда, но она недалеко от тяжести золото бросила в горах». Тут сказал Тункын-Нур: «У нас есть кроме того капитал, богаты мы рыбой и есть асбест». После этого погладил свою седую бороду Мунко-Сардык и молвил: «У меня тоже в моих боксонах (перевесные сумки через лошадь) и в пазухе немало добра, но я про все молчу, хвастаться об этом не хочу». Сусер сказал: «Есть у меня рыбка таймень и ленок, харюза вдоволь». Задумали старики познакомиться с Байкалом, но не знают дороги и как к нему пройти. Тут вызвался Иркут, сынок Ильчира: «Разрешите я пойду».
Усмехнулся Ильчир и сказал: «Ты же сыночек очень мал». Дальше сказала Тулта: «Пускай идет, и дочка моя, им будет в дороге веселей, дойдут они скорей». После неё сказал и Мунко-Сардык: «И я пущу своего сынка Белого Иркута». Тункын-Нур воскликнул: «О, их соберется большая артель, им не страшен любой путь теперь». И Сусарь сказал: «И мой сынок пойдет, хотя и он очень мал, но он смелый, может хорошо протекать, все же немножко будет им помогать». Мунко-Сардык сказал еще: «Я же своими горами велик, дам приказ всем речкам и ключам, чтоб они помогали вам». Все же Иркут направили в путь к Байкалу примкнуть, понаведать старика, и пошли они, шумя. К ним на помощь слева вышла речка Тылелек. И дошли они до Белого Иркута. Начинает Мунко-Сардык провожать своего сынка Белого Иркута, и он пошёл, их путь, наверное, будет счастлив, много наберется их.
Тут и пошел Саган-Шулутый, хотя и он временами бывает сухой ручей, о нем мало идет речей. Дальше стали падать мелкие ключи и вышла речка Монды, хотя она и мала, но всё же немного, и она помощи дала. Ниже Мондов вышла речка Шуло-Сабашен, а пониже есть озерко Саган-Нур, но он не был понур, собрал много ключей и тоже дал ручей. Там направо есть ключи, но они только зимою дают накипь Иркуту. Ниже вышла небольшая речка Хара-Дабан, но она удала, не пересыхает никогда, хотя потихоньку, но течет, все же ильчирским молодцам помощь дает. Пониже вышел Халун-Далбай, помощи давай. Справа вышли два Харгола, тоже их большая воля, а ниже вышла Монгатка и речка Туран, тоже на помощь Иркутам. Теперь по левой стороне раскинулись два озера. Озеро Калач сказал: «давай помогать», но Ихын-Нур сказал: «Куда же мы пойдем, мы бедняки, у нас и рыбы только окуни одни».
Тут вышли из богатого кедровника две речушки Дарки, видимо, постеснялись они или потеряли дорогу, примкнули к речке Шарголу и пошли к озеру, которое стоит в Енгорге, там есть речка Харгун, тоже упала в озеро. Енгоргинское озеро не утерпело, своей дочери Енгорге протекать на помощь Иркуту велело. Тут пошли с большого Дабана два быстрых Зангисана. А за ними вышли две речки Тайторки, есть еще третья Тайторка, но она сухая. Затем подошёл Могой-Горхон, тоже на помощь пришел он. Пошли речки Кырен и Алгак, но они вышли к Иркуту просто так. Есть две пади Малый и Большой Ган-Горхон, и у них есть такие же речки, но они сухие, протекают только тогда, когда тают на горах снега. Ниже пошла речка Харагун, сошлись вместе с Харбяткой, на помощь Иркуту пошли. Дальше вышла речка Жемчуг с левой стороны Саян, в помощь Иркут послал речку Тунку, но она пошла, ковыляя к Иркуту, дороги не зная. К ней выскочила река Тагархайя, и давай-давай вместе кружать по Койморским болотам, там вышла с шумом река Кынгарга, прихватила с собой два целебных ключа, может быть они в дальней дороге на всякий случай пригодятся. А там с левой стороны, с левого бока вышли два Хобока, но они к Тунке не пошли, тёплую речку нашли, названье ее река Тала, она из-под вулкана взяла свое начало, пошли они втроём, тоже помощь Иркуту давая.
Вышла маленькая речушка Ахалик, хотя Ахалик невелик, но он тоже на помощь Иркуту спешит. Справа вышла речка Шара-Гун, там есть и река Улан-Горхон, посовестился он видимо выйти открыто на помощь Иркуту, притворился как будто ручей. Слева вышла речка Еловка и так подошла она ловко, даже сам Иркут не слыхал, кто ему помощь здесь дал. Справа вышла река Шаборта, тоже к Иркуту потекла она. Ниже вышел шумный и быстрый Зун-Мурин, он вышел не один, много спустилось ключей и речек вместе с ним. Тут раскачались Средние Саяны. Говорят: «Что же мы пьяны? Нет, мы не пьяны. Надо Иркуту помогать». И пошли две речки Архуты, но не нашли они путь к Иркуту и утекли неизвестно куда, видимо, к Белой речке ушли. Теперь слева вышла Сагаан-Угун, но тут стряслась беда, навстречу речка Тибельта и потихоньку говорит: «Разве вы не знаете, молодцы, что к Байкалу путь закрыт?» Да, взгрустнулся тут Иркут и дал Ихэ-Ухуну приказ: «Зайди-ка ты на этот берег Далгай. И озера там создай, да такие, чтобы не боялись зимы, чтобы не покрывали их льды». Но недолго пришлось волноваться Иркуту. Справа вышла маленькая речка из пади Тоскливой и кричит: «Нам будет путь счастливый». Услышали две сестры реки Быстрые, Малая и Большая, начали кричать: «Протекайте вы, молодцы, к нам скорей. Мы ведь знаем путь прямой к Ангаре». Пришел Иркут к Быстрым. И речки поблагодарили за то, что они пришли с открытою душою к ему и давай скакать и дальше протекать с порога на порог. А к Байкалу утекла маленькая речушка Ильчи. И говорит: «Ты, дедушка Байкал, молчи, ведь я закрыла большой горой путь Орде, чтобы не попали они к тебе». А Байкал говорит: «Где нам их тут принимать, тут место в Култуке узкое. Они придут и сдумают с дороги гулять».
Возрадовался Иркут и говорит: «Старик Байкал! Мы же пойдем к Ангаре». Прошел тайгу и ущелье, с радостью подходит к Ангаре. Там взглянула она и удивилась, откуда такая лавина явилась, ведь в ней грязи половина. Ангара не согласилась: «И что там, ведь не могу же я их принять, они же меня могут все замарать, ведь я пошла к жениху Енисею». Но потом сказала им: «Вы ближе к берегу идите, на меня вы поменьше глядите». И пошла эта мутная лавина до самой станции Половина. Долго сердилась Ангара, даже не глядела на них она, но в 1959 году смирилась с Иркутом. Она поговорила с другом Енисеем и в Тункинскую долину свет дала. Вот таков был тяжелый путь Иркута. Проходил когда-то охотник Сокор, все эти реки он перебрел босиком и названья им нашёл.
Другой вариант сказания об Иркуте
Иркут, сын Ильчира, решил влиться в воды Байкала, но Байкал не пустил его и закрыл дорогу горой Тоскливой. Отец Ильчир предложил сыну собрать товарищей, накопить совместные силы и пробить дорогу через гольцы. Иркут стал собирать себе силы. Первым на помощь пришел младший брат Белый Иркут. Черная речка Харагол не отказала в просьбе Иркуту и также быстро явилась на помощь. С горячих вод пришла Ехэ-Уван. Большой и Малый Зангисан ответили на зов Иркута и тоже влились в его воды. Река Харбятка пришла сама, без приглашения. Река Жемчуг явилась немного позднее. Последними пришли Гужир, Саган-Уван, Зун-Мурино и Тибильтя.
Собрав силы, Иркут пошел к Байкалу просить в жены красавицу Ангару и влиться в Байкал. Но грозный Байкал и на этот раз не пустил к себе Иркута и не отдал ему дочь. — Если ты не отдашь мне красавицу Ангару, то я буду мутить воду твоей дочери. — Иркут отвернул от Байкала и пошел к Ангаре сам. А Ангара в это время ушла к Енисею. Иркут замутил чистые воды Ангары до половины — левый берег Ангары стал мутный, даже грязный. Но не долго Иркут сопротивлялся. Вскоре он присоединился к Ангаре и Енисею и вместе с ними несет свои воды.
Гордый Иркут и мудрый Мунко-Саридак (бурятское предание)
Давным-давно то было, то время никто не помнит, рек еще не было в помине, озера только набирали воду по каплям, горы еле заметно поднимались над землей, и тайга стояла тихо-тихо, потому что лес был не выше травы и звери походили на букашек. Все это было здесь подвластно только одному старому седому Мунко-Саридаку, который служил верно и честно грозному Байкалу. Обо всем случившемся он поведал своему хозяину, а хозяин Байкал благодарил старого Мунко за преданность. Так и жили Байкал с Мунко-Саридаком в большой дружбе.
Шли годы, проходили десятилетия, природа брала свое. Росли горы под самые облака, тянулись деревья к солнцу, крошечные деревья и птицы стали походить на громадины, которых начали бояться люди. Вот как-то однажды Мунко прошелся по своим владениям и загрустил. Нет ему счастья, живет долго, а потомков как не было так и нет. От грусти сон не идет, все его куда-то тянет, все что-то он ищет и все время к чему-то присматривается. И вот однажды, уже совсем старым, но все еще сильным и стройным он увидел впереди себя красавицу Ильчир.
Он подошел к ней и сказал: — Много было у меня верных жен, много красавиц на своем веку я видел, но такую, как ты, вижу впервые. Ради счастья нашего, ради любви к ближним, мы должны с тобой пожениться, хочу иметь от тебя сына, который бы украсил здесь нашу землю, луга и тайгу, долины и пади. Посмотрела на стройного старика синеглазая Ильчир и ответила: — Буду я твоей женой, только ты мне наперво ответь: отпустишь ли ты сына от себя, когда он вырастет? — Путь гуляет, где ему вздумается, не буду я ему перечить, воля его, но про сыновний долг пусть всегда помнит. Ильчир выслушала старика Мунко-Саридака, спросила: — А что-то за сыновний долг? — Верно служить нашему доброму хозяину Байкалу. Если мы забудем про него, то плохо нам тут всем придется. Много ли времени прошло, никто не знает, но в конце концов Ильчир родила сына. Посмотрел Мунко на своего сына и увидел его хилым и тощим, еле—еле он заметен на земле. Но своей красавице Ильчир он ничего не сказал, не стал он ее укорять, что она родила ему такого немощного ребенка. — Я вижу, ты не доволен первенцем? — спросила Ильчир своего мудрого мужа. — Но ты не беспокойся, годы возмужают его, ты вдохни ему свои силы, научи его мудрости. Я родила его, чтобы он жил, а раз он будет жить, силы наживет сам. Мудра была Ильчир, но мудрее ее был Мунко-Саридак. Он посмотрел на свою красавицу и сказал: — Ты права, твое дело было родить сына, мое — воспитать его сильным и могучим. Я призову к нему на помощь все, что мне здесь подвластно, и он станет богатырем. Мудрый всемогущий Мунко-Саридак вышел на середину своего Тункинского царства и громко сказал: — Иркут. Это означало «все ко мне». С малых и ближних гор малые и большие речки и ручьи сразу же хлынули к ногам великана Мунко-Саридака. Он направил их в русло своего первенца Иркута. Иркут тут же преобразился, стал славным и могучим. Вышла посмотреть на него Ильчир и сказала: — Я не ошиблась в тебе и знала, что ты сделаешь своего сына богатырем. Хотя ты сам великан, но без богатырей верных ты не сделаешь своего сына богатырем. Хотя ты сам великан, но без богатырей верных ты один ничего не сделаешь. Рос Иркут не по дням, а по часам. Не было у него ни нянек, ни служанок, словом, никто за ним не присматривал. Потому в молодости он был своенравным, часто капризничал и своеволил. Чем больше он становился, тем больше у него было силы. Любовались им все. В наследство ему досталась красота матери, от отца — мудрость и удаль богатырская. Стоило ему только захотеть свернуть в сторону, как скалы расступались, а тайгу он подминал под себя. Но были и такие утесы, которые не хотели уступать дорогу Иркуту, и тогда он с силой обрушивался на них, ломал камни, швырял их в долины и выходил на простор. Не всегда могучему Иркуту хотелось вести борьбу с тем, кто стоял на его дороге. Иногда подойдет к скале, видит, что она стоит и смотрит ему прямо в глаза, он возьмет и перемахнет ее с шумом, и тогда брызги его разлетаются на много верст в разные стороны, орошая леса и поля. Так долго резвился молодой красавец Иркут, не зная, где остановиться, где найти себе пристанище. Грустить ему некогда было, целыми днями он любовался зверями, которые приходили к нему испить воды, долго смотрел на птиц, но ни на ком внимание свое не останавливал, сердце его оставалось твердым, никому он его не отдавал. И вот однажды прямо к берегу Иркута опустилась белая лебедь. Иркут опешил. «Откуда может взяться такая красота?» — подумал он. Долго глядел он на нее влюбленными глазами, но сказать ей что-нибудь боялся. Лебедь белая попила воды и хотела было подняться, чтобы лететь дальше, но тут Иркут не выдержал и спросил: — Откуда ты, лебедь белая? В каких краях ты была? Какие царства ты видела? Поведай мне обо всем. — Много летала я, много стран видела, немало царств посмотрела, а сейчас лечу из дворцов белокаменных, от владыки богатств несметных седого Байкала. Устали крылья мои от пути длинного, вот и решила воды твоей напиться. Посмотрел на нее красавец Иркут и спросил еще: — Чем же славен Байкал? Какое же богатство у него? — Не сосчитать его сокровищ. У владыки Байкала все есть, что только может быть на земле, под землей и в воде. — Нет, лебедь белая, мой отец мудрый Мунко-Саридак богаче твоего седого Байкала. У моего отца золота и серебра в Саянах столько, что много веков его надо будет возить по всему свету и никто не сможет его полностью перевезти. Разных драгоценных камней хватит, чтобы украсить всю землю, а зверей так много, что можно одеть всех людей, которые живут и будут жить еще тысячи лет. Таких богатств у твоего старика нет. — У седого Байкала еще больше богатств, и если бы ты, Иркут, знал, то не стал бы спорить со мной, — ответила белая лебедь. Иркут заметил, что лебедь что-то не досказывает, что она что-то утаивает от него. Тогда он ее спрашивает: — Чем же еще богат Байкал? Если ты мне всего не скажешь, я буду считать тебя хвастунишкой, а Байкал — зазнайкой. Не понравился белой лебеди разговор Иркута, она не выдержала и сказала: — Самое дорогое у Байкала — это его дочь красавица Ангара. Как только на нее посмотришь, то сразу залюбуешься и не сможешь оторвать от нее глаз. Иркут не подал вида, что-то заинтересовало его, а у самого сердце загорелось посмотреть на красавицу Ангару, полюбоваться ее красотой. И не веря своим словам, он сказал: — Видали мы красавиц и покрасивее Ангары, уж больно ты тут расхвасталась. Испила лебедь белая немного воды, взглянула на Иркута с улыбкой и сказала: — Верно молвишь, Иркут, хоть ты и красавец, но не таким женихам отказывала Ангара, а на тебя она и смотреть не захочет, а отец ее тебя сразу с порога прогонит. Живи ты здесь, не ходи к Ангаре, тебе и тункинских красавиц хватит. Байкальская дочь даже улыбки тебе не подарит. Промолчал гордый Иркут, но разгневался и дал себе обет отплатить лебеди за свое оскорбление тут же, не сходя с места. Пусть она знает, что сын могучего мудрого Мунко-Саридака ни склонит ни перед кем головы, не потерпит злого слова против себя и против тех, кто породил его на свет. Могучими руками он выхватил из скалы огромный камень и с размаха кинул его прямо в белую лебедь. Похоронил он ее под большим осколком скалы и на том месте написал, что здесь лежит красавица лебедь белая, которая недобрую весть принесла о грозном и седом Байкале. Он присел на могиле лебеди и задумался: «Почему я, могучий и сильный богатырь, не подхожу красавице Ангаре? Может, я лицом не удался, может, не так могуч я, как грозный Байкал? Кто же меня хочет обидеть, кто не признает мою власть в этих долинах, скалах и горах, того я буду карать. Пусть знают, что я могучий и сильный сын великана Мунко-Саридака. А если мне правду сказала лебедь белая, за что же я ее тогда покарал, за что она, такая красивая и стройная, погибла? Может быть, я не прав, не разузнав ничего, погубил такую красавицу?» Долго сидел Иркут на могиле своей жертвы и никак не мог найти оправдание тому, что он сделал. С горькой болью в сердце оставил Иркут камень, под которым покоилась лебедь, взглянул на своих тункинских красавиц и, дробя своей богатырской грудью скалы и утесы, стал пробиваться к седому и грозному Байкалу. Много труда и сил затратил могучий Иркут прежде, чем он вышел на простор. Но конца своего пути он еще не видел. Полюбовался отец своим могучим сыном и сказал ему: — Быть могучим — это хорошо, но знай, сын мой, что твоя сила идет от твоих младших братьев и сестер, от всех, кто тебя окружает и питает своей силой, своей кровью. Без них ты станешь немощным и хилым, с тобой никто не будут считаться, ты не сможешь напоить и воробья. Выслушал гордый Иркут совет своего отца и промолвил: — Твой завет будет для меня законом. Знаю я, откуда берется моя сила, знаю, кто вдохнул в меня жизнь. Твой сын не посрамит отца, он постарается сохранить всех, кто питает его и дает ему силу. Перевел дыхание гордый Иркут, пошевелил плечами, распустил свои волнистые кудри, выпятил грудь и, снова разбрасывая камни и пену, мощным потоком помчался вперед, на зная отдыха, чтобы как можно скорее увидеть красавицу Ангару. Долго пришлось ему пробиваться, поперек дороги все больше встречались утесы и скалы, крутые горы и непроходимые леса, но гордый Иркут, изнемогая, все убыстряет свой бег. Он не мог дождаться той минуты, когда увидит красавицу Ангару и ее отца — грозного седого Байкала. Но не так—то легко было добраться, жили они далеко от дома Мунку-Саридака, откуда шел гордый Иркут. Через много месяцев тяжелой дороги Иркут встретил молодого охотника. По всему было видно, что тот вышел, чтоб себя показать и на других посмотреть. Иркут спросил у него: — Откуда идешь, молодой красавец? Чего ты потерял или чего ты ищешь? — Иду я из тех же мест, откуда ты идешь, мой отец — младший брат Мунко-Саридака, он живет в Саянах недалеко от твоих родителей. — Как ты можешь назваться моим братом, не выдумал ли ты это? Молодой охотник обиделся, выпятил грудь и с достоинством ответил: — Много на свете богатырей, много воинов, неужели ты думаешь, что кроме тебя здесь нет сильных богатырей? На такие дерзкие слова Иркут обиделся, но сдержанно сказал: — Ладно, прощаю тебя за твою молодость и за то, что ты не побоялся сказать все, что ты думаешь, впредь не веди себя мальчишкой и перед богатырем при разговоре склони голову. — Я не мальчишка, я воин и охотник, у меня немало силы. Зовут меня Зун-Мурин, это значит, что я питаюсь сотней источников, сила моя никогда не убавится, живу я в большой дружбе со своими младшими братьями и сестрами, они не дают мне истощиться, хотя солнце и жара часто хотят меня иссушить. Понравился Зун-Мурин Иркуту. Сын Мунко-Саридака поближе присмотрелся к своему братану и подивился его силе, которая ворочает камни, подтачивает непокорные каменистые берега. — Люблю смелых и отважных, — сказал ему Иркут, — вливайся ко мне, и вижу, что прибавишьь мне немало силы. Зун-Мурин сначала ничего не сказал, но потом решил спросить: — А куда ты катишь свои воды? — Как ты смеешь задавать мне вопросы? Будь счастлив, что я беру тебя к себе. — Ты слишком горд, Иркут, но и мне гордости немало досталось от своих родителей. — Скажу, коль любопытствуешь. Бегу я к царству седого Байкала, чтобы стать его зятем. Зун-Мурин много слыхал о капризной дочери Байкала Ангаре, видел он, как к ней стремились женихи и посильнее Иркута, но красавица Ангара всем отказывала. Решил он об этом прямо сказать Иркуту: — Примет ли тебя седой Байкал в зятевья? — Ты несуразный мальчишка, как ты можешь сомневаться, ведь я Иркут, единственный сын великана Мунко-Саридака, а мать моя красавица Ильчир. Все знают, что они всемогущи и богаты. Все, чем они владеют, принадлежит также и мне. — Может и действительно богат, в том сомнений нет, но достоин ли ты стать мужем красавицы Ангары? Не сердись на меня, гордый Иркут, но скажу тебе правду: рано ты говоришь о своей женитьбе, не видать тебе красавицы Ангары, как ушей своих. Взбесился Иркут и сказал: — За такие дерзкие слова ты можешь поплатиться жизнью, как это было с белой лебедью. — Ни смерть лебеди белой, ни моя смерть не изменят характера Ангары, наши смерти не заставят Ангару тебя полюбить. Иркут схватил камень и хотел его бросить в Зун—Мурина, но брат остановил его руку, сказал: — Ты слишком горд, и это плохо. Невесты не любят гордых, но как брат я тебе помогу. Они прошли рядом несколько верст и потом сошлись в одно русло. Силы Иркута сразу же прибавились, все вокруг любовались, как он ворочает скалы, пробивает себе проходы и стремится все вперед и вперед. С каждым шагом к нему вливались все новые речки и ручьи, и он чувствовал, что с такими могучими плечами он разворочает любое препятствие на своем пути и скоро достигнет цели. Но бежать было далеко и трудно, встречались неожиданные заграждения, словом, какая-то непонятная сила работала против Иркута. Казалось, что до цели не так уж далеко, а время шло и шло, и все еще не близко было прибрежное царство седого Байкала. За несколько дней до конца дороги Иркут встретил Олху и спросил ее: — Далеко ли до Байкала? — Скоро увидишь себя в его зеркале. А зачем ты к нему едешь? — Хочу стать зятем этого старика, — гордо заявил Иркут. Улыбнулась Олха, посмотрела по сторонам и говорит: — Любит свою дочь Байкал. Ни за тебя, ни за другого он ее не отдаст. — А я его и спрашивать не буду. — То посмотрим, — ответила Олха. С этими словами распростилась со своей жизнью: одним рывком волны Иркута поглотили ее воды. Иркут и слышать не хотел, что получит от Байкала отказ, и был уверен, что красавице Ангаре он придется по душе. Настал день, когда гордый Иркут подошел под стены грозного седого Байкала. Он разыскал ворота, по которым можно пройти к нему, и увидел, что они почти неприступны, огромные черные стены из мрамора и гранита подпирали небо. «Как же быть?» — задумался гордый Иркут и решил, что будет пробиваться сквозь ворота, ведь он силен и молод, и силы у него для этого хватит. Много дней и ночей пробивался Иркут и только через неделю попал во двор дворца Байкала. Огромный дворец, разукрашенный всеми цветами радуги, находился посреди двора, около него стояли охранники из морского царства. Увидел своими глазами богатства Иркут и сказал сам себе: — Богат Байкал, и роскоши у него не меньше, чем у моего отца мудрого Мунко-Саридака. Осмотрелся кругом Иркут, прислушался, и показалось ему, что где-то совсем недалеко слышен милый женский голос. — Не Ангара ли это? — спросил он у одной маленькой речушки, которая принесла свои дары Байкалу. — Да, за стеной владыки седого Байкала находится его красавица—дочь Ангара. Похолодело сердце отважного гордого Иркута, некоторое время он не мог произнести ни одного слова, а потом спросил: — Как же к ней пройти? Речушка ответила, что лучше всего сначала послать гонца, чтобы взять разрешение пройти к нему с поклоном. — Иркут ни перед кем не склонял своей головы, — сказал он. — Байкал суров, — заметила речушка, — если у тебя к нему дело есть, то лучше добром к нему пройти и без гордыни, у Байкала самого гордости хоть отбавляй, он хорошо знает себе цену. — Мне, по совести говоря, Байкал и не нужен, я только хочу сватать за себя дочь его Ангару. — Тогда сразу посылай сватов. Иркут понял, что перед ним находится смышленая и речистая речушка, и говорит ей: — Пойди и скажи, что перед дворцом стоит славный и могучий Иркут, он просит руки твоей дочери. Все поняла речушка, не стал задерживаться и сразу же пошла во дворец Байкала. Догадался Байкал, что речушка Ильчи не с добрыми вестями идет, и бросил ей навстречу глыбу камня с добрую скалу и сказал: — Видеть тебя не хочу и слышать не могу. Ильчир оказалась хитрой, вынырнула из—под скалы и жалобным голоском сказала: — С добрым словом к тебе иду, не сердись на меня, старче, рад будешь. Не стал с ней разговаривать седой Байкал, а только всплеснул своими могучими волнами и заглушил все слова Ильчи. Долго около дверей дворца стояла сваха, но несолоно хлебавши ушла к гордому Иркуту и сказала ему, как ее принял грозный Байкал. Иркут возмутился и перед самым дворцом стал играть скалами, горы поворачивал и все хотел показать свою силу злому Байкалу. А Байкал и внимания не обращал, он думал, что около его дворца мошки летают и птицы свои песни поют. Видал Байкал и посильнее богатырей, но заняться с ними не хотел. Перевел дух Иркут и сказал громко: — Зачем я сваху посылаю, зачем мне кланяться злому старцу, когда могу силой разломать все царство Байкала, зайти во дворец без спроса и увезти его дочь к себе? Зачем мне склоняться, гнуть спину, глядя на такого седого старика? Услыхали эти речи молодого Иркута реки и речушки, которые силу ему дали, и сказали свое слово: — Ты еще молодой, Иркут, зачем так бахвалишься? Скалы все ты не свернешь, горы все себе служить не заставишь, дверей мраморных и стен гранитных ты не осилишь. Гордость свою не высказывай и по-хорошему себе невесту найди. Ежели же ты зазнаешься, то силу свою потеряешь скоро. Рассвирепел Иркут, закипели его воды, весь пеной от злости покрылся и зарычал на все речки и речушки: — Коли не хотите мне служить, то я и без вас проживу, у меня и своей силы хватит. Со злости он схватил одну скалу и так далеко ее кинул, что в Байкале закипела вода, брызги поднялись до самого неба, от шума и грома оглохли все птицы и звери. Все кругом замолкло, реки и речушки застыли в своем беге, а когда пришли в себя, то отказались идти дальше и повернули назад, Иркут не заметил, как постепенно он стал терять свои силы. Гордость заставила его одного идти против седого Байкала. Он набрался сил, вдохнул в себя воздух и ударил своей все еще сильной грудью о двери дворца. Заколебался весь дворец, все кругом от страха попадали, но ни одной трещины двери не дали. Иркут еще поднатужился и с новой силой с разбега ударился грудью о двери, но и на этот раз они выстояли. — Нет, не уйду отсюда, пока своего не добьюсь.— сказал Иркут и огляделся по сторонам. Когда он увидел, что речки и реки действительно ему изменили, он сразу почувствовал, что силы в нем осталось немного. Он решил в третий раз стукнуться о двери, чтобы в последний раз испытать силу своих могучих плечей и груди. Это был самый сильный удар. Гром разнесся по земле, все звери и птицы почуяли, что на них надвигается смерть. Но, ударившись так сильно о мрамор и гранит, Иркут сам упал на колени, как беспомощный старик, и горько подумал, что теперь ему ничего не сделать и не видать ему красавицы Ангары, как ушей своих. Долго приходил в себя гордый и непокорный Иркут, все передумал, но никак не мог понять, почему его покинули те, кто давал ему силы и мощь. Перед ним была недоступная красавица, а он. немощный, лежал, покрываясь мхом и зеленью. К глазам подступили слезы, он горько плакал. Услышав горькие стоны Иркута, из Саян, где жили его отец с матерью, прибежал соболь и говорит: — Ты сам виноват, потому что не послушался совета отца, когда уходил из дома. Без других ты потерял силы. — Злые слова твои, — сказал Иркут. — Мне и без тебя тошно. Если ты хочешь жить, то уйди от меня, чтобы глаза мои не видели тебя. Соболь выслушал Иркута и побежал в Саяны, чтобы разнести весть о гордости Иркута, которая погубила его. Через много дней соболь разыскал Мунко-Саридака, заскочил к нему на грудь и сказал: — Истощился твой сын Иркут, лежит он у ног седого Байкала и горько плачет. Не выполнил он твоих советов. Старый и мудрый Мунко-Саридак заплакал дождями и ледяными снегами, огромными скалами и горами, начал метать громы и молнии, чтобы излить грусть о своем славном и единственном сыне. Долго думал старик Мунко, но никак не мог забыть своего сына, жаль ему, что погиб тот ни за что, только из-за своей гордости. И вот однажды старик набрался силы, гордо поднял под самое небо свою белую голову, наклонился в сторону сына и сказал: — Я тебе говорил, что без ручьев и речек, которые тебе придавали силы, ты будешь хилым и немощным. Так и получилось, отогнал ты их от себя, вот и остался один, никому не нужный, слабый. Только сын и темная беззвездная ночь слышали эти слова плачущего старика. Потом старик взял себя в руки и сказал: — Иди, поклонись всем малым и большим речкам, признай свою вину, и они снова вернутся к тебе. Ты снова обретешь силу. Старик поднялся, и снова его седая борода была видна около самого неба. Запали слова отца в сердце молодого Иркута. Много ночей и дней думал он и решил пойти просить прощения у своих малых речек, чтобы они вернулись к нему. Видит он, что гордость привела его почти к смерти. Тоненькой струйкой потек он обратно в Тункинскую долину, еле-еле переваливаясь через камни и горы, и наконец встретился со своими малыми братьями и сестрами. Посмотрел он на них и видит, как привольно живут они, резвятся и перегоняют друг друга, полноводны и сильны. Поклонился он им и сказал: — От вас сила моя шла, а теперь видите, какой я стал. Простите меня, что не ценил я вас и зазнался, не в меру гордым стал. Повернитесь ко мне, и мы снова заживем вместе. — Коли ты осознал свою вину, то обиды у нас на тебя нету. Не успел оглянуться Иркут, как к нему со всех сторон начали стекаться малые и большие реки, и он сразу же почувствовал, как силы его растут и множатся у всех на виду. Прошло совсем немного времени, и Иркут помолодел, стал по-прежнему сильным и могучим. На сердце снова появилась печаль, думы о красавице Ангаре не давали ему покоя. Решил Иркут проложить новую дорогу к Байкалу, но во что бы то ни стало овладеть Ангарой. Своим братьям и сестрам он сказал, что хочет идти к Байкалу и взять себе в жены красавицу Ангару, не к лицу ему брать кого-нибудь другого, только Ангара может украсить род и продолжить его племя. Согласились малые братья и сестры, сказали: — Мы поможем тебе, веди нас вперед. Ломая и круша скалы и утесы, горы и тайгу, Иркут стремительно двинулся вперед и грозной силой своей быстро дошел до Байкала. Немного передохнув, он сказал себе: — Полюбит — сделаю се счастливой и самой богатой, откажет — убью, похороню ее под огромными скалами, чтобы никому она не досталась. С этой мыслью он подошел ко дворцу. Тут его ждала страшная весть. Красавица Ангара поссорилась с отцом и тайно убежала к богатырю Енисею. Опечалился Иркут, задумался и решил, что будет теперь ей мстить всю жизнь, почему она его не дождалась, ведь она знала, что он уже стоял около дверей ее дворца. Он сказал об этом своим братьям и сестрам, и те ответили, что изменницу нужно наказать. И решили они день и ночь нести свои ледяные воды не в Байкал, а прямо в Ангару. С той поры красавица Ангара не знает ни тепла, ни ласки, ледяные потоки холодят ее душу и сердце. Богатырь Иркут с того времени живет в большой дружбе со всеми, он уверен, что, пока ему помогают малые речки и реки, он всей своей силой обязан им. Красавица Ангара знает об этом и потому смирилась со своей судьбой и никого не просит согреть ее сердце. Мудрый Мунко-Саридак остался доволен своим сыном — могучим и сильным Иркутом.
Запись произведена в январе 1948 года. Один из самых последних вариантов этого предания, которое впервые было рассказано Егором Ивановичем Сороковиковым-Магаем в начале Первой мировой войны, после того как он сам его услышал от своего земляка — ополченца Алексея Спиридонова. Магай свидетельствовал, что «Спиридонов был очень большим мастером по части разных рассказов, откуда что взялось и как что в природе происходило, когда еще на земле людей не было». Магай также сообщает, что услышанное им предание было значительно меньше по объему, и что он сам его менял, переделывал, прибавлял и убавлял много раз. Этот вариант сказитель считал самым удачным.
Объекты, связанные с легендами местного населения
Наши предки бережно относились к легендам и преданиям, передавая их из уст в уста следующим поколениям. Чтобы не прогневить хозяина тайги Баян Хангая, надлежало соблюдать чистоту, тишину в тайге, запрещалось лить воду на тропы, валить деревья.
«Саяны с древности считаются священными, свидетельством тому является наличие легендарных мест, связанных с именем Гэсэра, Буха Нойона, о котором в шаманских призываниях говорится, что он пришел на Саяны две тысячи лет тому назад из «западных внутренних земель», Шаргай нойона и хозяина самой высокой вершины Мунко-Саридака Бурин хана, имеющего отношение к монгольским, бурятским и урянхайским (тувинским) землям.
В летописи Вандана Юмсунова говорится, что на Мундарге находятся тридцать три небожителя, спустившихся с неба (Буряадай түүхэ бэшэгүүд, 1992, с. 54). Саяны величают Алтан Мундарга. Ламы Хандагатайского (Хойморского) дацана в Тунке совершали обряд в честь Чингисхана под Мундаргой у «престола Чингис-хана" — огромного камня размером 7−8 м x 5−6 м x 1,5 м, яйцевидного снизу, а сверху плоского, имеющего с северной стороны вид «стула-сидения» (камня размером 2,5−3 м ч 1,5 м). Это место издревле почитаемо в Тунке как место, связанное с именем Чингисхана, его деятельностью и, как утверждается, с подлинным его восседанием на этом престоле, за этим «столом», а также с исполнением связанных с этими ритуальных действий. Богатство фольклора Тункинской долины, в котором нашли отражение нравственные, этические, экологические проблемы наших предков, их отношение к окружающей природе касаются артефактов природы Саян, Хамар-Дабана, Мунко-Саридака, Байкала, Иркута, Ангары, происхождения некоторых названий культовых природныъх объектов и местностей: Буха Нойон, Бурхан Баабай, престол Чингисхана, Тамхи Баряаша и др.
